О языке

98й день войны, первый день лета.
Лето, тепло я ждала каждый год, как Божью благодать.
Но сейчас для меня до сих пор 24.2, я застряла в том дне.

Дальше о языке.

Пытаются люди в большинстве писать культурно и толерантно, хотя эмоциональные качели в соц. сетях достаточно сильны.

У меня кончились цензурные слова. По ощущениям утраченного своего мира я где-то между стадиями злости и торгов.

Сейчас сделала несколько выводов, где мне особенно печет, причем давно:

— один из них — мотивация вернуть свой уровень английского и довести его до свободного владения, чтобы переделать все материалы сайта на двух языках и дальше пользоваться именно ими.

И никогда больше язык мордора не будет фигурировать с годами в моем общении.

Пока он остается только в работе и только с людьми, историю которых я знаю и знаю, что быстрого перехода не будет ни у кого, даже при сознательном желании.

Ибо язык оккупанта впивался когтями в мировоззрение даже молодых поколений годами.
И займет время и отнимет много сил вырвать его из себя, как сорняк, и заменить на любой язык цивилизованного мира.

Ибо язык общения, язык нации имеет большое значение.

Причины просты:
— Благо мне хорошо давали в школе историю, культуру, литературу нашего народа. И это стало фундаментом моей личности, в части национальной принадлежности.
И даже несмотря на это, именно историю нашего народа знаю плохо, потому что все ужасы геноцида украинцев раскрывались постепенно с годами.

Благо, в моей семье и семьях моего окружения мне рассказывали реалии уничтожения нашей нации совком.
Рассказывали отрывки отдельных изуродованных историй жизни прародителей.

— До полномасштабной войны я еще закрывала глаза, переступала через себя и использовала язык оккупанта в работе, обосновывая это тем, что была общая часть истории нескольких народов и ее не вычеркнешь, и она является причиной двуязычия.

Другие народы не знают украинского и не должны, но в силу тех общих периодов истории, насильственного насаждения языка мордора, они знают русский, а работаю я давно с разными нациями.

Но эти народы также знают и английский, люди, с которыми я работаю, из разных стран мира, владеют английским. И часто давно.
И это я раньше как-то не учитывала.

— До войны у меня были коллеги из мордора, я читала их издания, среди них были сознательные люди, толковые специалисты.

Но знаете, где большинство из них черпали и черпают свои знания в разных направлениях профессии? В Европе и в США.
Вот так.
Затем материалы адаптировались частично под ментальность отдельных народов постсовка и продавались в формате книг и тренингов.

— Говорить по-русски в нашей стране было престижнее, еще во времена моей юности я с этим столкнулась в институте, в работе по первой специальности, во втором институте, снова в работе.
В мире бизнеса, в мире деловых встреч.

И я выучила русский, поставила цель, потому что иначе просто не воспринимали. Понимали, конечно, украинский язык, но не воспринимали.

Родной язык, к слову, государственный, был чем-то второстепенным, чем-то непристижным.
Это никогда никем не озвучивалось, это витало в воздухе.

Когда я говорила на украинском, мне часто задавали вопрос, не родом ли я из Западной.
Ибо говорила чисто.
…а я не из Западной.

И сейчас я понимаю две вещи, быстрого перехода в социуме не будет, это займет годы.
Вопрос не в самом изучении, а именно в нашей ментальности, в принятии престижности языка своей нации, а не искусственно насаженного языка совка.
И в перестройке внешних процессов коммуникации, со знакомыми, в работе и т.д.

И вместе с тем, этот переход неизбежен для нашего общества. На украинском говорили наши прародители, на украинском будут говорить наши дети и последующие поколения.

Как-то так. Пока так.
О войне я не могу, не умею, хватает и без меня и хороших новостей и человеческих трагедий.
Вечная слава нашим украинским воинам.
Пусть хранит их Бог.

Психолог Диана Сушко, 2022